«Война, беда, мечта и юность»
«….Здравствуй, мой дорогой и самый лучший друг – дневник. Сегодня самый прекрасный день в моей жизни. Ленинград утопает в сладком аромате сирени, синем, синем, как высота неба, и фиолетовом, как Ладога. Ленинград сегодня кажется таким необычным, светлым и добрым, а все это потому, что сегодня день моего рождения. Когда я встала утром, мне мама на моё восемнадцатилетие подарила старинную расписную коробочку, а папа – свою карточку. Этим подаркам я была очень рада. Ну а Генрих подарил мне огромный букет колокольчиков. И сегодня, в эти удивительные белые ленинградские ночи, я побегу на встречу с ним….»
Эти строки из дневника Рейх Берты Юльевны. Читая их, понимаешь, что это был период, когда люди ещё не знали бомбёжек, не знали, что такое бомбоубежище, не слышали гула тревожной сирены. Не знали о виселицах, пытках и муках, страшных рвах и ямах, где находят могилу десятки тысяч людей. Они ничего не знали о печах, где тысячами, сотнями тысяч сжигали людей, сначала надругавшись над ними. Они ещё очень многого не знали.
Рейх Берта Юльевна, родом из города Ленинград. Перенесла всю блокаду. Работала на заводе имени Кирова в дневные и ночные смены. Однажды к ним на завод пришел ректор Лесотехнической академии и сообщил радостную весть, что теперь будет разрабатываться метод приготовления пищевых дрожжей из целлюлозы, искусственного белка из древесины, что, несомненно, поможет жителям блокадного города.
Вот такого хлеба, по сто двадцать пять грамм получали служащие и дети. Смертность увеличивалась, каждый день уносил в могилу почти по две тысячи человек. Ленинград задыхался в петле голода, единственная надежда была на дорогу, которая связывала Ленинград с Большой Землей, которая пролегала через озеро Ладожское.
Берта Юльевна по национальности была немкой, а у каждой немецкой семьи были запасы кофе, который они выращивали сами. Запасы кофе помогали не умереть от голода. В эти страшные времена съедали люди всё возможное: кошек, лягушек, голенища от сапог….
Братьев Берты Юльевны забрали на войну, отец умер в первые месяцы блокады, осталась она со своей мамой и сестренкой Катей.
Если глаза видят человеческое горе в упор, то ты прозреваешь его даже сквозь промерзшие стены домов. Ты способен ощутить и прощальный всплеск пламени в печурке, и смертные объятия матери и дочки в ледяной постели, и глохнущий шёпот ещё одного обречённого: «Не делайте гроб… Доски на дрова пустите…»
«….Последние дни декабря были особенно ужасны и гибельны. Голод и мороз, побратавшись, наповал укладывал бредущих людей в белые снеговые могилы, валят их на лестничных площадках, в угрюмых дворах, у заводских проходных, а сами, под разгульные посвисты метели, вселяются в пустынные жилища. И жутко счастливое удивление охватывает оттого, что ты ещё жив, что в столовой ещё могут плеснуть в твою алюминиевую чашку ложку жиденькой чечевицы. Наконец перед самым Новым годом нам выдают вдобавок к обычному питанию и вовсе неслыханное: соевую конфету, кусочек селедки и ломтик масла весом в десять граммов. Как не велик соблазн вкусить эту райскую пищу сейчас-же, немедленно, я несу её домой, чтобы хоть как – то продлить счастливые минуты обладания столь неправдоподобным богатством. И кажется, лишь только моё сердце заглушает эту «голодную тишину своим судорожно горячим биением. Оно будто хочет взорваться от скопления боли и гневной скорби и поведать миру о немыслимых страданиях ленинградцев. Так бейся ты мое сердце, бейся неумолчно, бессонно!»
(строки из дневника Б.Ю. Рейх)
И к звукам сирены уже привыкли, на него даже не обращали внимания. Печку топили газетами, мебелью…
«….Сижу в холодной комнатушке – спальне, растапливаю печь, а дрова сырые и разгораются плохо – с дымом и треском. Поневоле приходится пускать в ход последние газеты, мебель. Тогда взбодренное пламя вскидывается с утренним гулом, обвивает поленья, жгуче ласкает моё лицо, чтобы затем, через какую – то минуту, вновь сжаться, вновь чадить да потрескивать….»
(строки из дневника Б.Ю. Рейх)
Бойцы, пересекающие Ладогу пешком, шли довольно медленно, от голода сил не было не только у гражданского населения. Лишь завидя встречные машины с мешками, прикрытыми брезентом, все заметно оживлялись. «Хлеб, хлеб везут!» - радовались бойцы. Это была магическая фраза.
И вот долгожданный звук диктора из репродуктора: «Повторяем сообщение Советского информбюро. В последний час... Наши войска во главе с генералом армии Мерецковым наголову разбили войска генерала Шмидта и заняли город Тихвин». Это была первая долгожданная победа! Значит, теперь разрублено второе кольцо блокады. «Ура! Это расплата! Это возмездие!» - кричали люди.
А из репродуктора послышались звуки любимой песни «Широка страна моя родная…» Эта песня была символом, что Страна Советов живет, и будет жить вечно…
И вот уже первая капель, души пронизывает праздничный восторг.
«…Нам уже выдают на день пятьсот граммов хлеба, сытный и ноздреватый, он теперь пахнет до того по райски – душисто, что сначала втянешь в себя весь его ржаной полевой дух, а уж затем примешься сосать кисловатый мякиш и разжевывать зубами масляничную корочку…»
(строки из дневника Б.Ю. Рейх)
Блокада закончилось. Город Ленинград был освобожден. Казалось бы, всё…Но…
По указу Сталина люди немецкой национальности были брошены в вагоны, предназначенные для перевозки скота, и отправлены в морозную Сибирь. Многие не дожили до Сибири, поезд останавливался лишь на восьмиминутных остановках, чтобы наскоро похоронить умерших. Мама Берты Юльевны тоже не выдержала такой дороги и такое несправедливое наказание.
В Сибири, на плечи молодой девушки легла вся забота о жизни ее младшей сестренки Кати. Работать приходилось много: на лесоповале, на сплаве по пояс в холодной воде и не только…
Так и осталась Берта Юльевна в Сибири. И только, в 1991 году была реабилитирована. Имела много наград, а праздник День Победы, встречала всегда со слезами и радостью!
Оставить сообщение: